Художник по свету Питер Морс

Питера Морса можно назвать пионером светового дизайна — он работал с такими корифеями, как Мадонна и Принс, Кристина Агилера и Майкл Джексон, Барбара Стрейзанд и Ашер. Возможно, секрет его успеха кроется в том, что в начале своей карьеры он и сам выступал на сцене и поэтому хорошо понимал и чувствовал потребности своих именитых клиентов. А может быть, дело в том, что, как и многие другие художники по свету его поколения, Морс не получил профильного образования и всегда оставался открытым к новым идеям и нестандартным решениям. Мы перевели это интервью, чтобы ещё раз прикоснуться к истокам этой замечательной профессии — художник по свету.

Как ты пришёл в эту профессию?

И как ты его делал?

С кем ещё ты тогда работал?

Это была интересная история. Мадонна хотела устроить нечто вроде театрального шоу, и я подал ей одну неплохую идею. Она попросила, чтобы я это нарисовал, но, когда я показал ей свои рисунки, спросила: «Но... Где же тут я?» Я ткнул пальцем в те сцены, где она могла появиться, но ей этого было мало: «Нет, мне нужно увидеть себя». Тогда я склонился над листом и, как мог, изобразил её фигурку. Боюсь, это ее не впечатлило, и когда я в следующий раз встретился с её менеджером, он сообщил, что я уволен. Позже этот же менеджер посоветовал мою кандидатуру для второго тура Мадонны (мы с ним пересеклись во время работы на Лайонела Ричи), и в итоге я разработал и спродюсировал целых три её тура: Blonde Ambition, Girlie Show и Drowned World.


Да, это была настоящая революция. Во время тура Мадонны Blonde Ambition освещение почти на 100% состояло из автоматизированных приборов. Технология так быстро развивалась, что учиться приходилось буквально «на бегу». Тогда же появились первые программисты. Пока я управлял затвором и углом наклона с помощью ручной консоли, программист менял цвет и положение прожекторов. В том туре был замечательный парк приборов: Morpheus, Telescans, PanaBeams и PanaSpots. Декорации тоже приводились в движение с помощью гидравлики. Для многих зрителей Blonde Ambition стал их любимым туром — как в музыкальном, так и в визуальном плане.


Нашим первым совместным проектом был тур Dangerous. В нём почти не было полноповоротных приборов, но зато была замечательная стена Periactoid. Она представляла собой несколько выстроенных в ряд вертикальных колонн треугольного сечения. Одна сторона каждой колонны была зеркальной, на другую крепились разные декорации, а третья была усеяна стробоскопами и самолётными посадочными огнями — из было около 350, и Майклу они чрезвычайно нравились. Когда мы впервые зажгли эту стену, он улыбнулся и сказал мне: «Давай сделаем так же и по краям сцены».

Майкл просто фонтанировал идеями. Они были непрактичными, недоступными, выходили далеко за рамки существующих технологий, но, если ему этого хотелось, мы находили способ их осуществить. Не заказчик, а мечта художника по свету! Однажды ему понадобился ксеноновый прожектор, который будет простреливать сцену, пока он идёт по ней своей знаменитой лунной походкой. И компания Xenotech сконструировала такой прибор, приделав ему специальный балласт, чтобы он был направлен вниз и отслеживал все движения Майкла.

Майкл обладал уникальной харизмой. Зритель всегда видел его, следил именно за ним, в каком бы месте сцены он ни находился, какого бы размера ни был стадион и сколько бы ни было в этом шоу декораций и световых лучей. Его аура была просто бесконечной.


Начало нашей совместной работы было довольно напряжённым. Барбра очень придирчива к деталям, она уверена в том, что цвет и свет сильно влияет на атмосферу её концертов и кинематографических сцен. Когда мы впервые встретились в Sony Studios, она посмотрела на мою работу — цветные лучи на белом фоне — и вдруг сказала: «У нас белый сеттинг. Давайте осветим его белым светом». Я попросил оператора включить бесцветную заливку. Барбра возразила: «Это выглядит как голубой. Вы можете это исправить? Я не хочу никаких синих оттенков, я хочу просто белый». И, честно говоря, она была совершенно права: прожекторы с такой температурой (5600 К), действительно, излучают голубоватый свет.

Я попросил добавить цветокоррекцию, сдвинув спектр в сторону вольфрамовых ламп, но ей снова не понравилось: «Теперь он жёлтый!» — сказала она. Я тогда подумал: «Боже мой, да я со всеми моими фильтрами не смогу дать ей этот белый свет!» Мне стало совсем неуютно, но тут подошёл менеджер и поинтересовался, как у нас дела. Я заставил себя улыбнуться и сказал: «Всё хорошо, мы понемногу сближаемся». После этого Барбра улыбнулась, спросила меня, не хочу ли я перекусить, и заказала обед для нас обоих. К счастью, мы всё-таки смогли договориться.


Я воспринимаю каждый свой проект как проверку своих профессиональных качеств. Для этого нужна определённая доля смирения и, конечно, понимание той огромной ответственности, которую ты на себя берёшь. Я стараюсь приступать к работе с открытыми глазами, ушами и всем остальным, подхожу к артисту едва ли не вплотную, стараюсь впитать в себя его музыку и тексты, все его прошлые выступления. Моя задача состоит в том, чтобы максимально точно передать публике то, что артист хочет сказать, то, ради чего он живёт и работает.


Они точно не облегчают мою жизнь. Нужно постоянно держать руку на пульсе, быть в курсе новейших разработок и новых возможностей. Но это позволяет расширять запас творческих идей и даёт работу программистам. Хотя я и начинал как практик, сейчас я стараюсь «не трогать приборы руками», нажимать на кнопки — дело молодых. Но я порой подбрасываю им довольно сложные задачи. Иногда я придумываю такие комбинации цвета, движений и эффектов, что они начинают нервничать и смотреть на меня как на сумасшедшего. Но в итоге им всё-таки удаётся реализовать моё видение. Мне кажется, что, если бы мне приходилось самому воплощать свои идеи, я бы подсознательно себя ограничивал и не пытался бы вопреки всем трудностям доводить их до конца.

Ты можешь предсказать, как эти технологии будут развиваться дальше?

Как ты относишься к поговорке «Чем больше — тем лучше»?

Какие моменты в твоей работе нравятся тебе больше всего?